Блаватская: Пожалуй, достаточное основание для этого можно найти в самом характере вашего вопроса. Прогресс к божественному состоянию — это лишь первый шаг от нашей земли, по крайней мере, к божественному поглощению. А последнее означает, что каждое существо, достигнув этого, станет Абсолютностью — то есть тем, что содержит всё, а потому и каждый земной опыт, включая этот очень странный вопрос, который вы задали (потому что на самом деле это очень странный вопрос). Как может эта Абсолютность стать единой, если не будет содержать каждый опыт — то есть каждую стадию и каждое состояние ума на шкале, или лестнице, совокупных опытов существ? Когда вы ответите на это, тогда я смогу продолжать. А теперь ответьте мне, как это возможно, чтобы Абсолютность, когда вы её достигнете, не содержала хотя бы какого-то одного опыта, включая даже вопрос, который вы мне задали? Он должен быть там.
А. Кийтли: Но он был там раньше.
Блаватская: Он был там в [сокрытии][1], как выразился бы Симон Маг. Он был в божественном замысле. Будучи в божественном замысле, он идёт в абсолютность. Божественный замысел — не Асболютность, это первое проявление Абсолютности и есть Абсолют. Это не абсолютность.
А. Кийтли: Тогда весь процесс одной махаманвантары, тот божественный замысел после предыдущей махапралайи, станет Абсолютностью, чтобы снова эманировать другой божественный замысел?
Блаватская: Конечно же. Потому что все мы меняемся. С каждой махаманвантарой мы становимся совершенно другими, и всё становится иным. Нельзя сказать, что мы будем немного лучше, или у нас будут более розовые щёки или более длинные носы. Мы будем совершенно чем-то таким, чего мы и не можем представить. Такими, как мы есть, мы являемся лишь в этой манвантаре, которая длится триллионы и триллионы лет. По крайней мере, таково учение. Я ничего не знаю о том, чем мы станем. Так что я знаю только чем мы являемся сейчас.
А. Кийтли: Это наводит на курьёзную идею, что абсолют одной махаманвантары отличен от того абсолюта, который за ним последует.
Блаватская: Вовсе нет. Это тот же Абсолют, только из этой Абсолютности — вещи, которые были, и вещи, которые есть, но ещё не были, вы понимаете, что то, что было, в этом есть; а что то, что будет, его ещё там нет, но оно всё же есть, оно существует, но ещё не вернулось в Абсолютность. Как вы не можете этого понять?
А. Кийтли: Это выглядит так, как если бы в Абсолюте был ряд парадигм.
Блаватская: Это на нашем проявленном плане я вам говорю о махате, который рождён. У махата есть начало в начале манвантары, а потому у него должен быть и конец. Я говорю о божественном замысле — не в его абсолютности перед проявлением, а при первом трепете проявления, первой дифференциации, когда этот махат рождается от Брахмы, как говорится в Вишну-пуране. А это совсем другое. Абсолютность не дифференцирует единый, никогда не познаваемый замысел. Сейчас мы говорим только о плане проявления в каждую манвантару.
Кингслэнд: Тогда махат вечно становится, но никогда не является Абсолютом.
Блаватская: Махат — Абсолют нашей манвантары, если вам так нравится говорить. Возможно, вы найдёте лучшее выражение. Я не говорю, что я Герберт Спенсер, пришедший изобретать новые слова. Я просто пытаюсь вам сказать так, как я это понимаю.
Президент: Это абсолют, который не Абсолют. Это Абсолют, который ограничен.
Блаватская: Абсолют не может быть ограничен.
Президент: Я знаю, что не может, но в то же время это не абсолютный абсолют — за ним есть то, что содержит прошлое, настоящее и будущее.
Блаватская: То, что они, от Симона Мага до последнего, называли огнём, который божество, и мы в нашей философии говорим, что это и есть то, что было, есть и будет, и всё же у этого есть начало в каждой манвантаре, прежде чем начинается эманация. И каждый эон проходит такое становление и в свою очередь называется тем, что было, есть и будет. Так что возьмите «Философумену» и прочитайте определение, данное Симоном Магом. Затем возьмите вещь получше, возьмите Валентина, который был одним из высших философов и объяснил это лучше всего. Вы увидите, что он называет это тем, что есть, было и будет. Таким образом у каждого эона есть начало и конец. Потому все они — эманации Абсолюта, сами же они не Абсолют.
Кингслэнд: Тогда в каком смысле они становятся Абсолютом?
Блаватская: Мы тоже Абсолют. Дух в нас становится Абсолютом, но он в своём путешествии, это круговращение.
Кингслэнд: Так в каком же смысле они становятся Абсолютом? Ведь, казалось бы, что они должны появиться оттуда в следующей манвантаре, они должны перейти к опыту.
Блаватская: Потому что у вас не может быть ничего, в чём не было бы Абсолюта. Если бы в нём не содержалось Абсолюта, оно не могло бы чем-либо быть и не существовало бы. В этом мире нет ни одного атома, в котором не было бы Абсолюта.
Кингслэнд: Говоря об Абсолюте в этом смысле, вы не имеете в виду бескоренной корень?
Блаватская: Я имею его в виду.
Кингслэнд: Но этот махат становится корнем без корня?
Блаватская: Махат — лишь название, которое придумали люди, чтобы показать эманацию определённой манвантары в божественном замысле. Мы должны назвать его абсолютностью, мы не можем назвать его чем-либо ещё, потому что философия таких терминов не очень легка.
Кингслэнд: Что же то, что должно развиваться?
Блаватская: Иллюзия, и ничего больше, и эта иллюзия более или менее иллюзорна.
Кингслэнд: Тогда это не имеет отношения к Абсолюту.
Блаватская: Прошу прощения, имеет. Потому что Абсолют развивает одну вещь, а мы с нашими ограниченными и маленькими мозгами видим другую вещь. Мы не только не различаем цветов, но слепы и к истине, и ко всему, и нам приходится принимать эти вещи так, как они представляются, но это не Абсолют.
Б. Кийтли: Думали ли вы когда-нибудь, Кингслэнд, о математической точке предела?
Блаватская: Что такое математическая точка? Она существует? Есть ли в природе такой зверь как математическая точка? Видите, вы вынуждены использовать такие выражения. Как можно прийти — ладно, я не могу изобретать фразеологию, — как вы можете выразить то, что невыразимо?
Кингслэнд: Конечно, для наших ограниченных умов это так, мы признаём это, но мы стараемся осветить вот этот один момент. Что же это — то, что эволюционирует?
Блаватская: Ведантист сказал бы вам, что это иллюзия, маха-майа. Они потому называют это иллюзией, что длится оно лишь мгновение, хотя для нас может продолжаться миллионы лет. Что есть в Вечности то, у чего есть начало и конец и что стоит в последовательности? В Библии это выражено так, что для Господа тысяча лет — это мгновение, но я заявляю, что говорить о тысяче лет — полная чушь. Вы можете говорить о триллионах и даже бóльших продолжительностях, и всё же не приблизитесь к истине. Вечность есть вечность, её нельзя разделить, чтобы сказать: полвечности с четвертью, ибо тогда это уже не может быть вечностью