Письма

mvs · Сообщение **mvs** » 04 дек 2022, 16:08

Письмо II

Бомбей, 24 января, 1880

Мой дорогой сударь и брат,

Я с огромным интересом прочитал ваше письмо от 8 ноября, которое я получил 20 того же месяца, покуда был в Бенаресе. Из этого места 2-го декабря мы с Е. П. Блаватской и полковником Олькоттом отправились в Аллахабад, откуда по прибытии в одиночку я направился в направлении Бенареса, чтобы увидеться с пандитом Даянанадом Сарасвати Свами-джи на предмет соблюдения традиции. Полковник Олькотт и мадам присоединились ко мне примерно через десять дней; и когда я показал им ваше письмо, мадам указала мне записать для вас все, чему я лично оказался очевидцем в Бенаресе. Однако, отправившись вскоре после этого в Аллахабад, где я задержался всего на два дня, я не нашел необходимого времени, чтобы представить вам полный отчет. После же того как я вернулся в Бомбей, я долгое время был занят моей работой и не мог найти свободного времени написать вам, за что, надеюсь, вы меня извините. Раз или два я попытался это сделать, но не имел представления как именно написать. Потому что, если бы я запросто рассказал вам о том, что я видел в Бенаресе, это могло бы и читаться запросто, но однако же как одна из баек такого рода. И к тому же я обнаружил себя неспособным сопроводить изложение какими-либо моими собственными соображениями. Не из-за того что я сомневался в том, что видел, но полностью по обратному основанию. Я понимаю, что госпожа Блаватская, которую я чту как мою гуру, почитаю как свою благодетельницу и люблю больше, чем любят мать, и также остальные, просто воспоминание о ком вызывает в моем сердце волнение, заставляющее меня трепетать от благоговения, проявили ко мне расположение, которого я ни в малейшей степени не достоин. Посему я нахожу себя совершенно никчемным, когда обнаруживаю, как много ими делается для меня и какие возможности предоставлялись мне ими для улучшения себя, и как очень безрассудно я позволяю этим возможностям ускользнуть. Прошло около шести месяцев с тех пор, как меня приняли в Общество, но и теперь я не считаю, что стал хоть немного лучше, чем был раньше. Посему же я рассматриваю себя самым безнадежным из всех теософов, ибо, хотя могут быть некоторые (если вообще хоть кто-то), которые могут быть такими же неуспешными как я, на них всё же не следует возлагать ответственность за их бездейственность, поскольку они не имели таких возможностей совершенствования, которые имел я. Будучи настолько не на высоте, как я показываю себя вам, я не способен сформулировать мнение по поводу того, о чём я собираюсь вам написать. Я просто приведу вам голые факты, как они были засвидетельствованы лично мною - подведите под них какое угодно обооснование /moral/, я не могу изложить вам свои представления по этому поводу по уже изложенным вам причинам, и также потому что (судя по вашему письму) я нахожу, что вы намного превосходите меня в интеллектуальном плане и добились большего прогресса.
_______

Примерно через месяц после того, как я присоединился к Обществу, я поймал себя на нечто вроде внутреннего голоса, нашёптывающего мне, что мадам Блаватская является не той, за кого она выдает себя. Затем это приняло во мне форму убеждения, которое за короткое время настолько окрепло, что раза четыре или пять я помышлял броситься к ее ногам и умолять её открыться мне. Но в то время я не мог этого сделать, потому что думал, что это будет бесполезным, так как я понимал, что был весьма нечист и вел не слишком хорошую жизнь для вверения этой тайны. Поэтому я оставался нем, утешаясь тем, что она сама доверит мне свою тайну, когда сочтет меня заслуживающим того. Я подумал, это должно быть некий великий индийский адепт, взявший себе эту иллюзорную форму. Но здесь у меня возникло затруднение. Я знал, что она получает письма от своих тёток и что она общается с лицами почти во всех частях земного шара. Поэтому я не мог прийти в согласие со своим убеждением, так как думал, что тогда она должна поддерживать иллюзию перед всем миром. Мне на ум приходили разные объяснения, за исключением правильного. Однако я был прав (как я в дальнейшем убедился) в моём исходном представлении, что она некий великий индийский адепт. В разное время я заговариваюю с ней об этих адептах, потому что это единственный предмет, который меня интересует, хотя я боюсь, что не являюсь и не буду в течение многих следующих лет или возможно в этой жизни, достойным их общества. С тех пор как я был семилетним ребенком, мои наклонности лежали почти всегда в данном направлении. Я всегда раздумывал о том, чтобы уединиться от этого мира и и полностью отдаться подвижничеству. Я также неединожды выражал мадам свое стремление к удалению от этого мира и изучению этой философии, которая единственно может сделать человека счастливым в подлинном смысле этого слова. Но всякий раз она обыкновенно спрашивала меня, что я буду делать там в одиночестве. Она говорила, что вместо достижения предмета своих устремлений я, всего скорее, сойду с ума, оставаясь в одиночестве в джунглях без чьего-либо руководства; что я являюсь предостаточно наивным, чтобы полагать, что отправившись в джунгли, я смогу наткнуться на адепта; и что, если я действительно желаю добиться желанного мне, мне следует потрудиться в Обществе, и когда Старшие /Higher/, коих я не смею поминать другими именами и которые положили начало этому Обществу, будут довольны мной, они сами отзовут меня от навязчивого мира и будут учить меня отдельно. И когда я глупо просил ее много раз выдать мне имена и местонахождение некоторых из наших Братьев, однажды она сказала мне: — «Один из наших Братьев сообщил мне, что, поскольку ты полагаешься /are much after me/ на меня, я лучше скажу тебе раз и навсегда, что я, будучи из европейцев, не имею права выдать тебе любые сведения о них, но если ты продолжишь расспрашивать индусов, что им известно по этому поводу, ты сможешь узнать от них, и один из этих Высших, возможно, сам повстречается на твоем пути неизвестным для тебя и сообщит тебе, что тебе следует делать.» По получении этих напутствий, мне оставалось только повиноваться и ждать; и хотя я испытывал безоговорочное доверие словам Е. П. Блаватской, я знал, что моя цель будет достигнута единственно благодаря ей и благодаря одной лишь ей. Вслед за тем я спросил одного или двух моих индусских друзей, имеющих устремления в том же направлении, знают ли они таких людей. Один из них сказал, что он виделся с двумя или тремя такими людьми, но что они были не совсем такими, какими он полагал «раджа йогов». Он также поведал мне, что слышал о человеке, который несколько раз появлялся в Бенаресе, но никто не знал, где он проживает. Мое разочарование становилось сильнее и сильнее, но я никогда не терял твердой уверенности, которую имел, что адепты ведут жизнь в Индии и все еще могут быть найдены среди нас. Вскорости я был отправлен в Бенарес, чтобы встретиться со Свами-джи для соблюдения традиции.

За несколько месяцев как нам покинуть Бомбей, пандит Мохунлал Вишнулал Пандиа, один из Совета нашего Общества, написал мадам, что в Бенаресе проживает женщина, называемая "Ма-джи", практикующая йогу и являющаяся его гуру. Я узнал от Мадам, что Свами-джи также известна эта наука, и что ему известна «Ма-джи». Однако, имея напутствие не позволять ему понять, что мне известно о нём, я не мог говорить с ним о чём-либо прямо, но, когда я сделал окольные намёки на эти вещи, он притворился, что смеется надо мной из-за веры в силы, достигаемые йогом. И когда я спросил его, известна ли ему женщина по имени «Ма-джи», он ответил: «Если даже и есть такая женщина, о ней неизвестно». — Всякий раз, когда я спрашивал его о чем-нибудь по этому поводу, он давал уклончивые ответы. Я был разочарован, когда увидел, что все мои ожидания от паломничества в Бенарес оказались лишь воздушными замками. Я полагал, что не приобрёл ничего, кроме утешения, что выполняю часть своего долга теософа. В итоге я написал своей самой чтимой гуру: «Как вами и указывалось, я не позволил ему (Свами-джи) понять ни что мне известно о нем, ни каковы мои истинные намерения. Кажется, он думает, что я работаю в Обществе ради денег. Выходит, как я держал его в неведении, так же отнеслись и ко мне, и, следовательно, я и сам бреду в неведении — Ожидая однако просвещения по этому вопросу от вас».

Вскоре после этого мадам и полковник Олькотт в сопровождении двух или трех европейских членов нашего Общества присоединились ко мне в Бенаресе. К моему великому удивлению, когда мадам задала вопрос, Свами-джа упомянул место, где проживала «Ма-джи», и предложил отвезти нас туда, добавив, что хорошо знает ее и что она очень часто приходит повидаться с ним. Европейцами, которые прибыли в Бенарес из Аллахабада, были мистер Синнетт, редактор «Пионера» (правительственного органа и одной из самых влиятельных газет в Индии), и его жена, и ещё миссис А. Гордон, автор статьи «Задачи в Индии» /"Missions in India"/ в январском номере «Теософиста», жена бенгальского полковника, тоже теософ; которая специально прибыла из Калькутты в Аллахабад — получается, пересёкши всю Индию, — ради посвящения. Все они желали увидеть какой-нибудь значительный феномен в исполнении мадам, и первые двое приехали в Бенарес главным образом с этой целью, так как мадам отговорилась показывать им что-либо подобное без позволения Свами-джи. Свами, несклоняемый предоставить запрошенное у него позволение, посовещался с мадам и полковником Олькоттом касательно наилучшего способа удовлетвоения этих двух лиц, так как было обосновано, что выгоды Общества значительно выросли бы, если бы была обеспечена полная симпатия г-на Синнетта, кто уже и так много сделал для нас, повлияв на вице-короля издать распоряжение, опубликованное в ноябрьском номере "Теософиста", которое расположило к нам общественное мнение, и кто сподвиг вице-короля обещать написать мадам одобрительное письмо о программе Общества, которое будет опубликовано в следующем номере. Тогда было решено, что мы должны увидеться с "Ма-джи" с этой целью. Но когда мы пришли к ней на следующий день, она дала тот же ответ, что и Свами-джи, что это слишком священная наука, чтобы относиться к ней как к «тамасха» (шоу). Мадам не могла сопровождать нас в тот раз, так как нехорошо себя чувствовала, а когда мы сообщили об этом «Ма-джи», она метнула выразительный взгляд полковнику Олькотту, который вернул его, тем самым попросив ее хранить молчание, поскольку они единственные ощущали тогда присутствие мадам рядом с ними. Тогда «Ма-джи» сказала, что, хотя она никогда не посещает европейцев, она сама явится увидеться с мадам раз или два до нашего отъезда из Бенареса. Мистер и миссис Синнетты, пребывая, таким образом, в разочаровании, мусолили вечером это дело с мадам и полковником Олкоттом. Миссис Гордон также составила одного из этой компании. В ходе разговора кто-то упомянул о цветах, и сразу после послышался звук, как будто что-то сыпалось сверху. Обнаружилось, что множество цветов были брошены невидимыми руками на стол, вокруг которого все они сидели. Когда я зашел к Свами-джи незадолго перед этой оказией, я нашел его в необычном состоянии, в таком, в каком он всегда находился, когда бы ни объяснял традицию. И я нахожу, что этот феномен как раз согласуется со временем, когда я увидел Свами-джи в необыкновенном состоянии «самадхи», описанном вам выше: «самадхи» является, как вы возможно знаете, тем состоянием, когда адепт покидает свое тело. Поэтому у меня нет никаких сомнений касательно того, что и как произошло. На следующий день мистер и миссис Синнетт отправились в Аллахабад, а мы трое и миссис Гордон остались в Бенаресе. На следующий день прибыла «Ма-джи» (которая никогда не говорит о себе, кроме как «это тело»), чтобы увидеться с мадам, и я единственный был тогда с ними, поскольку полковник Олькотт и миссис Гордон отправились со Свами-джи, чтобы увидеть школу для девочек. Тогда я и сообразил из сказанного ею, что она была поначалу в теле факира, который, после того как его рука была искалечена выстрелом, полученным когда он миновал крепость Бхаратпур, должен был заменить свое тело и выбрал то, которое и было сейчас «Ма-джи». В это время умирала девочка лет семи, и таким образом, до её смерти, этот факир вошел в ее тело и вступил во владение им. Следовательно, «Ма-джи» — это не женщина, а настоящий индуистский факир в теле женщины. Лишь одну за одной я собрал эти детали. В его прежнем теле этот факир постигал науку йогов в течение 65 лет, но его изучение было приостановлено и неполно в то время, когда его тело было покалечено, и следовательно не соответствовало задаче, которую ему следовало выполнить, ему пришлось выбрать это другое тело. В его нынешнем теле ему 53 года, следовательно, «Внутреннему Ма-джи» 118 лет. Затем она спросила мадам, знала ли она, что они имеют одного и того же человека как своего "Гуру". Но мадам выразила ей пожелание предоставления некоторых доказательств тому, о чём она сказала мне, она с готовностью обеспечила их. Она рассказала, что Гуру мадам родился в Пенджабе, но обычно проживает в южной части Индии, и главным образом на Цейлоне. Ему около 300 лет, и у него есть компаньон примерно того же возраста, хотя оба не выглядят даже на сорок. Через несколько столетий он войдет в тело «кшатрия» (каста воинов среди индусов) и совершит некоторые великие деяния для Индии, но время покуда не пришло. Когда мадам и полковник Олькотт отправились прошлым летом в пещеры Карли, они встретили некоего санньяси с пятиногой коровой, который отвел полковника Олькотта в сторону и пожал его теософским пожатием. Тогда же он сказал полковнику Олкотту, что он был учеником «Ма-джи». Ползуясь случаем, я сообщил об этом обстоятельстве «Ма-джи», которая рассмеялась и ответила, что никто иной, как Гуру мадам в теле факира дал пожатие полковнику Олькотта, и что если бы мы увидели того факира снова, он бы не смог снова дать нам знак, так как на тот момент он находился под контролем Гуру мадам, который часто проделывает такие штуки. Затем она отправилась домой, пообещав еще раз повидаться с нами до нашего отъезда.

Я должен констатировать в этом месте, что примерно за две недели как мне покинуть Бомбей, мадам расспрашивала меня, почём мне знать, что это не индийский адепт, кто время от времени овладевает ее телом и кто совершает все те вещи, которые ей приписывают. Таким образом, я делаю вывод, что настоящая Е. П. Б. — ничто иное, как либо парализованная душа либо мертвое тело под контролем какого-то адепта. Теперь я продолжу нить своего повествования.

Затем «Ма-джи» прибыла во второй раз, и на этот раз присутствовали все мы, кроме Свами-джи и мадам, которые подошли позже. Тогда полковник Олкотт задал «Ма-джи» несколько вопросов о мадам. А «Ма-джи» сказала, что мадам не такова, какой кажется. Ее внутренний человек уже дважды бывал в индусском теле и пребывал теперь в своём третьем. Она также сказала, что до этого времени она никогда не видела европейца, но, получив информацию от своего Гуру о мадам, пришла увидеться с ней. Тогда же и я спросил ее, находится ли по-прежнему в теле настоящая Е. П. Б., но она отговорилась от этого вопроса и только добавила, что она сама — «Ма-джи» — ниже, чем мадам. Потом она сказала полковнику Олькотту, что однажды он был молодым индусом в южной части Индии, но умер и должен был переродиться снова. Потом она объяснила нам значение действий факира, приведшего пятиногую корову в Карли, когда он встретил там полковника Олькотта, и дал ему теософское пожатие. Она сказала, что каждый человек имеет право повторять Гаятри-мантру, состоящую из трех «падов» (ритмов), но брахмачари имеет право повторять на одну «паду» больше, в то время как йог может повторять в количестве, сколько ему нравится, и тем самым совершать чудеса. Таким образом, йог имеет право повторять мантру, состоящую из пяти «пад», которые не уступают «Ом тат Сат», а поскольку слово «пада» также означает ступню или ногу, он намеренно привёл пятиногую корову для выражения этого смысла. И кроме того она сказала, что этот символ был с мадам на ее перстне с печаткой, хотя ни она (мадам), ни кто-либо из нас не ставил в известность "Ма-джи" об этом факте. Таким образом, вы увидите, как индийские наставления передаются с помощью символов, и тот, кто сможет расшифровать древние арийские символы, обнаружит обширное поле для исследования. Сначала она пыталась искушать меня, пытаясь склонить отказаться от желанного мне; но когда все это не помогло, она сообщила мне, что если я хочу добиться какого-либо духовного прогресса и встретить кого-либо из наших Братьев, я должен всецело положиться в этом на мадам. Никого иного не имелось, чтобы направить меня на верный путь. Если бы я отправился куда-нибудь самостоятельно, я мог бы кружить вокруг да около год за годом, но это было бы совершенно бесполезно. Я должен всецело оставаться с мадам и положиться полностью и исключительно на неё. Она сказала мне трудиться в Обществе и регулярно дважды в день упражняться в том, что мадам указала мне делать. В отношении каждого человека я должен действовать в соответствии с ее инструкциями. Тогда же она сказала мне, что однажды мы с мадам должны будем отправиться в горы Джунагада, где обыкновенно живут эти адепты, и даже если я не увижу никого в первый раз, то намагнитезированный воздух, в котором они живут, принесет мне много пользы — Она сказала, что они как правило не задерживаются на одном месте, а всегда перемещаются из одного места в другое. Однако все они встречаются вместе в определенные дни года в определенном месте в северной части Индии вблизи Бадринатха, про который вы можете прочитать в январском «Теософисте». Она отметила, что по мере того, как сыновья Индии становятся все более и более безнравственными, они (эти адепты) постепенно удаляются все дальше и дальше к северу Гималаев. Я описал здесь настолько подробно, насколько я могу припомнить, что сказала нам "Ма-джи" -

Таким образом, вы увидите, какое большое значение имеет для меня постоянное нахождение с мадам. С самого начала я предчувствовал всё, что сказала мне «Ма-джи». Всего два или три дня спустя, как я подал заявление о приеме в Общество, я сказал Е. П. Б., что я действительно испытываю, что я считаю ее своей благодетельницей, почитаю ее как своего Гуру и люблю ее сильнее, чем любят мать. С тех пор я стремлюсь подтвердить ей, о чём я тогда ей сказал. И сейчас «Ма-джи» говорит мне то же самое, укрепляет мою преданность и просит довериться ей (мадам). И когда я впоследствии советовался со Свами-джи относительно себя, не говоря ему ни слова о том, что сказала мне «Ма-джи», он убеждал меня сделать то же самое, то есть довериться Е.П.Б. Всё это время я испытывал и испытываю до сих пор сильное чувство, как будто я уже когда-то изучал эту философию с мадам и что я, должно быть, когда-то был ее самым покорным и смиренным учеником. Это не может не быть фактом, иначе как еще вы можете мне объяснить чувство, возникшее у меня к ней всего лишь после того, как я видел ее не более трех или четырех раз. Поэтому все мои надежды и планы на будущее связаны с ней, и ничто на свете не может поколебать моей уверенности в ней, в особенности когда два индуса, которые не говорят по-английски и не могли заранее договориться об этом, говорят мне то же самое без предварительного сговора и то же самое, что я все это время ощущал сам. Таким образом, мое странствие вглубь страны принесло мне одну пользу: укрепило мою убежденность, являющуюся главным основанием, на котором должно быть построено великое сооружение.

Перед окончанием, я скажу о событии, которое случилось в моем присутствии в Бенаресе. В ночь перед тем, как нам покинуть это место, семь или восемь человек были в гостиной, когда я находился там. Мы все сидели вокруг стола. Мадам беседовала со мной и бенаресским пандитом, автором статьи "Брахма, Ишвара и Майя" в октябрьском номере "Теософиста". Ещё с одной стороны полковник Олькотт беседовал с ассистентом-адвокатом в Бенаресе, который с той поры присоединился к нашему Обществу. Около них в своем кресле сидел в молчании Свами-джи. На другой стороне миссис Гордон разговаривала с доктором Тибо, принципалом Бенаресского колледжа. Рядом с ними на своем месте в молчании сидел последователь Свами-джи. В ходе разговора миссис Гордон случайно заговорила о цветах. Тогда мадам сказала бенаресскому пандиту, что постарается, чтобы кто-то из наших Братьев подал ему знак — И вот! И пожалуйста! в пару секунд дождь из цветов к его ногам, просыпанных невидимыми руками. Незамедлительно я взглянул на Свами-джи и обнаружил его выглядящим не лучше мертвого человека. Его щеки были бледны и румянец жизни удалился (с них). Было очевидно, что его внутреннего человека не было в тот момент в его теле. Тогда я спросил мадам, кто произвёл феномен цветов, и ее единственным ответом было: «Один из наших Братьев», но который из них, это она предоставила гадать мне. Потом все мы взяли себе по цветку, а наименьший из всех достался на долю доктора Тибо, принципала Колледжа. Уходя, он спросил мадам, можно ли ему еще один, который лежал на столе. Когда она сказала: «Можете взять столько, сколько захотите, вам будет гораздо больше». Она повторила это дважды или трижды, и я приготовился увидеть, откуда они появятся. Но я обнаружил, что они выпадают непосредственно из потолка и падают прямо к ногам доктора Тибо. Потом все покинули это место, и так как снаружи было темно, я взял лампу, чтобы подсветить им выход. За время пока они вышли на наружную веранду, свет почти погас. Миссис Гордон была удивлена и хотела принести еще одну лампу. Но я сказал, что с лампой все в порядке, что это просто мадам что-то с ней делает. Когда полковник Олькотт услышал слова, которыми мы обменялись, он позвал назад всех посетителей, которые были к тому времени возле лестницы, чтобы посмотреть на феномен. Когда они вернулись, мадам вышла вперёд, взяла у меня лампу и поместила её на стол. Затем она сказала: «В чём же с тобой дело, расти», и тотчас же она засветила необыкновенно ярко. Потом она сказала: «Уменьшайся», и через короткое время стало почти темно. После того она снова увеличила её свет, тем самым ясно дав понять посетителям, на что способен йог своей силой воли. На следующий день я спросил Свами-джи, кто дважды рассыпал цветы прошлой ночью. А он поначалу отказался ответить на мой вопрос, сказав, что мне нет никакого дела до того. Я сказал ему, что хочу это знать, потому что могу объяснить это двумя способами и хочу знать, какой из них правильный, а именно: (1-й) что это сделала сама мадам; или (2-й) что кто-то другой сделал это за нее. Он ответил, что даже если бы это было сделано кем-то другим, ни один йог не сделает ничего, покуда он не увидит пожелание в уме другого йога. Я сказал, что это полностью истинно, но что я хотел бы знать, что из этого было действительностью. И тогда он сказал мне, что это не мадам, а кто-то еще бросал цветы. Кем был этот кто-то, он мне не сказал, и вполне очевидно, что он не должен говорить мне, коли это было сделано им самим.

Я полагаю, что я достаточно испытывал ваше терпение и поэтому прошу позволения закончить, тем более что я не вижу что еще мне следует описать вам в настоящее время.

Надеясь вскорости видеть вас здесь, с заботой к вам, прошу оставаться, мой дорогой сударь,

Всегда ваш в жизни и после смерти

ДАМОДАР К. МАВАЛАНКАР, чл.Т.О.

Владимир

mvs, Спасибо Вам за Ваш труд.

mvs · Сообщение **mvs** » 10 дек 2022, 23:06

Письмо Е.П.Блаватской к миссис Холлис Биллингс

[Перепечатано из The Theosophical Forum (Пойнт Лома, Калифорния), май 1936 г., стр. 343-346.]
(Следующее письмо Е. П. Блаватской миссис Холлис Биллингс воспроизведено с копии из одного из альбомов для вырезок генерала Эбнера Даблдэя, сохранившихся в архивах Международного теософского штаба в Пойнт Лома [сейчас находятся в Пасадене, Калифорния.] Оно скопировано его собственной рукой и воспроизводится здесь дословно и буквально. --- Ред. [The Theosophical Forum.])

Симла, 2 октября, 1881

Мой дорогой добрый друг

Конечно же, вы должно быть давно распрощались со мной как со скверной работой или потертым пенни. Но всё-таки я объявляюсь опять и клянусь вам, что даже не дюжину, а сто раз хотела написать, и рутина дел, связанных с "Теософистом", требующих внимания вопросов - порою усталость, не леность, - всегда заставляли меня откладывать письмо на другой день. Поверьте мне, дорогая миссис Биллингс, что никогда, никогда я не предам забвению и не стану любить вас меньше. Вы были мне дорогим добрым преданным другом, и таким же я навсегда останусь для вас, покуда мое старое тело не будет сожжено и развеяно по ветру. Так я небрежна и невнимательна, что серебряные браслеты, что я приобрела для милой Салли, ожидают ее почти два года, и это только мои невнимательность и поистине постоянная хворь, что вечно мешают мне отправить их и покончить с этим.

Сейчас я в 10 000 футах над индийскими равнинами с вечными снегами надо мной и улучшением самочувствия. У меня была и никуда не делась болезнь почек, и начальная стадия водянки. Но теперь я чувствую себя лучше, хотя и не излечилась полностью.

Теперь к делу.

Отчего же, ради всего святого, вы не расскажете людям правду о нашем Брате Ски, как вы рассказали мне, когда вы и он знаете, что это правда? Зачем позволять людям верить, что он развоплощенный «Дух», тогда как он живущий Дух, кто жил и будет жить столько сотен лет, сколько захочет, избавляясь от своего спящего тела всякий раз, когда устанет от земной жизни, и странствуя по межпланетным мирам столько, сколько ему угодно. Зачем вам утаивать от тех, кто готов принять истину, что он был Посвященным и знал больше, чем все их «индейские ведуны» вместе взятые? Наши Братья знают его, а он знает их. Морья его самый большой друг, как вам известно, и это он доставил тот шёлковый платок из своего дома Олькотту. Морья (М ∴) хочет, чтобы Ски смело объявился и был с миром искренен: ибо иначе теперь, когда это наше Общество становится настолько усиленным наиболее образованными англичанами, наиболее влиятельными англо-индийскими чиновниками, ежедневно присоединяющимися к нему, и имеющими свои представления о «духах», в виде, усвоенном от К. Х. и М ∴ (внимательно прочтите брошюрку, которую я вышлю вам в пределах недели или как-то так, в октябрьском «Теософисте»), даже Ски и «Джим Нолан» (кто являются одним) будут подвергаться сомнению и называться «оболочками» и элементариями и нежитью. Непременно, дорогая, начните с нового листика. Пусть он раскрывается постепенно и, пожалуйста, пришлите мне ваш адрес.

К. Х., или Кут-Хуми, сейчас заснул на три месяца, чтобы подготовиться во время этого Sumadhi, или непрерывного состояния транса, к своему посвящению, тому что перед последним, когда он станет одним из высших адептов. Бедный К. Х., тело его теперь лежит холодное и закостеневшее в отдельном квадратном сооружении из камня(1) без окон и дверей в нём, вход в которое осуществляется через подземный проход из двери в Toong-ting (реликварий, помещение находится в каждом Thaten (храме) или ламасерии), и его Дух всецело свободен. Адепт может покоиться так годами, когда его тело заранее тщательно подготовлено к тому месмерическими пассами и т.д. Прекрасный уголок, там где он теперь в квадратной башне. Справа Гималаи, а возле ламасерия очаровательное озеро. Его Cho-han (духовный наставник, мастер и глава тибетского монастыря) оберегает его тело. М ∴ также время от времени посещает его. Страшная загадка это состояние каталептического сна в течение такого продолжительного времени, но (это) Ски описывает его, когда вы получили ту брошюрку и читали её. Вы знаете, что буддисты не верят в личностного Бога. Они верят в единый всемирный разум, который задает импульсы творению, но не управляет и не имеет вмешательства в естественную эволюцию, или в человека. Этот РАЗУМ состоит из миллионов совокупностей интеллектов --- Планетарных Духов --- которых они называют Dyan-Cho-han, и эти духи были однажды людьми. Гаутама Будда является одним из пяти старших Небесных Будд, или Дьяни-Будд. Они перевоплощаются в Dala-Lamas, в Tsheshu-Lamas и в некоторых высочайших адептах. Они отказываются от достижения Бр. /вер. - Брахмана - mvs/ и блаженства в Nirvana, чтобы они могли родиться снова среди людей на благо человечества. Dala Lama живет в Lha-ssa, а Tsheshu Lama в самом и вблизи Shikadze.

Теперь Мория обычно живет с Кут-Хуми, у которого свой дом в направлении гор Кара-Корум, за Ладаком, который находится в Малом Тибете и относится сейчас к Кашмиру. Это большое деревянное строение, похожее на пагоду в китайском стиле, между озером и прекрасной горой, и Братья не думают, что мир зрел настолько, чтобы он учили оккультизму в его высшей степени раскрытия. Мир чересчур верует в личностного Бога и христианство, небожителей /досл. - gods - mvs/ и прочую чепуху. Они появляются очень редко. Но они могут проецировать свои астральные формы куда угодно.

Мория категорически против феноменов, но Синнетту, автору «Оккультного мира», вечно подавай феномены, и до сих пор не демонстрирует готовности отказаться ни от своего вина, ни от танцев, ни от чего-либо еще. Хьюм, президент нового Эклектического теософского общества Симлы, в меньшем ожидании феноменов и в большем - философии. И они полагают протокол (? процедуру?) /досл.: a Ritual - mvs/, который важен для Джаджа, чушью. Никто не готов работать в Нью-Йорке ради Общества, и оно катится к чёрту. Если бы вы смогли занять мое место в Нью-Йорке и посвятить жизнь Обществу Нью-Йорка, Братья непременно вам помогли бы. Всего-навсего распространяйте их идеи и просите Ски быть искренним, и исполнится. Скажите мне, Эглинтон подлинный медиум? Вам лучше написать ему, чтобы он двигался в Индии по теософской колее, если он хочет добиться успеха здесь. Развоплощенные ангелы здесь в страшной уценке, и он ничего хорошого не добьётся, только настроит против себя всех теософов, если будет черечур проповедовать здесь теорию ангелов и возвращающихся тёщ. Пусть показывает феномены и не предлагает никаких объяснений; так будет лучше. Мистер Хьюм, самый влиятельный человек здесь, не хочет иметь с ним никаких дел, как он считает, это скомпрометирует Теософское общество. Сообщите ему это.

А теперь до свидания, дорогая. Всё что вы не пожелаете сделанным для вас, я сделаю, так что приказывайте. Я не знаю какие обозначить «вопросы», но вы проведите для Джаджа сеанс, и пусть Ски проинструктирует его про теософию, а мы это напечатаем.

С любовью к милой Салли и поверьте мне, Ваша навсегда и навеки

Е.П.Блаватская

Где сейчас Биллингс? Бесповоротно покатился по наклонной?

Владимир

И за это спасибо, но мне кажется я уже где-то читал это.