Тьма опустилась на Иршалаим в том ужасном веке двадцатом. А это было совсем недавно и мрак катастрофы все еще над головами и будет там, доколе звезды не очнутся от обскурации. А вокруг все тот же двадцатый, вмерзший в вечные льды того мрака, что вдыхается полной грудью мыслящего, но далеко не разумного прямоходящего. Раскулачивание духа идет семимильными шагами, в головах разруха разрастается.
Лирика Гиппиус
Мы, — скромные, — бесстыдно молчаливы.
Мы в радости боимся быть смешны, —
И жалобно всегда самолюбивы,
И низменно всегда разделены!
Мы думаем, что новый храм построим
Для новой, нам обещанной, земли…
Но каждый дорожит своим покоем
И одиночеством в своей щели.
Мы, — тихие, — в себе стыдимся Бога,
Надменные, — мы тлеем, не горя…
О, страшная и рабская дорога!
О, мутная последняя заря!
БЕЗ ОПРАВДАНЬЯ
Нет, никогда не примирюсь.
Верны мои проклятья. Я не прощу, я не сорвусь
В железные объятья.
Как все, пойду, умру, убью,
Как все – себя разрушу, Но оправданием – свою
Не запятнаю душу.
В последний час, во тьме, в огне,
Пусть сердце не забудет: Нет оправдания войне!
И никогда не будет.
И если это Божья длань -
Кровавая дорога. Мой дух пойдет и с Ним на брань,
Восстанет и на Бога.
Проклятие еще до сих пор живо, ибо жива память о содеянном.
Солженицын "Архипелаг ГУЛАГ"
Введение паспортной системы на пороге 30-х годов тоже дало изрядное пополнение лагерям. Как Пётр I упрощал строение народа, прометая все желобки и пазы между сословиями, так действовала и наша социалистическая система: она выметала именно промежуточных насекомых, она настигала хитрую, бездомную и ни к чему не приставленную часть населения. Да поперву и ошибались люди много с теми паспортами, — и непрописанные, и не выписанные подгребались на Архипелаг, хоть на годок.
Так пузырились и хлестали потоки — но черезо всех перекатился и хлынул в 1929-30 годах многомиллионный поток раскулаченных. Он был непомерно велик, и не вместила б его даже развитая сеть следственных тюрем (к тому ж забитая «золотым» потоком), но он миновал её, он сразу шёл на пересылки, в этапы, в страну ГУЛАГ. Своей единовременной набухлостью этот поток (этот океан!) выпирал за пределы всего, что может позволить себе тюремно-судебная система даже огромного государства. Он не имел ничего сравнимого с собой во всей истории России. Это было народное переселение, этническая катастрофа. Но так умно были разработаны каналы ГПУ-ГУЛага, что города ничего б не заметили! — если б не потрясший их трёхлетний странный голод — голод без засухи и без войны.
Поток этот отличался от всех предыдущих ещё и тем, что здесь не цацкались брать сперва главу семьи, а там посмотреть, как быть с остальной семьёй. Напротив, здесь сразу выжигали только гнёздами, брали только семьями и даже ревниво следили, чтобы никто из детей четырнадцати, десяти или шести лет не отбился бы в сторону: все наподскрёб должны были идти в одно место, на одно общее уничтожение. (Это был первый такой опыт, во всяком случае в Новой истории. Его потом повторит Гитлер с евреями и опять же Сталин с неверными или подозреваемыми нациями.)
Поток этот ничтожно мало содержал в себе тех «кулаков», по которым назван был для отвода глаз. «Кулаком» называется по-русски прижимистый бесчестный сельский переторговщик, который богатеет не своим трудом а чужим, через ростовщичество и посредничество в торговле. Таких в каждой местности и до революции были единицы, а революция вовсе лишила их почвы для деятельности. Затем, уже после 17-го года, по переносу значения «кулаками» стали называть (в официальной и агитационной литературе, отсюда вошло и в устный обиход) тех, кто вообще использует труд наёмных рабочих, хотя бы по временным недостаткам своей семьи. Но не упустим из виду, что после революции за всякий такой труд невозможно было не уплатить густо — на страже батраков стояли комбед и сельсовет, попробовал бы кто-нибудь обидеть батрака! Справедливый же наём труда допускается в нашей стране и сейчас.
Но раздувание хлёсткого термина «кулак» шло неудержимо, и к 1930 году так звали уже вообще всех крепких крестьян — крепких в хозяйстве, крепких в труде и даже просто в своих убеждениях. Кличку «кулак» использовали для того, чтобы размозжить в крестьянстве крепость. Вспомним, очнёмся: лишь двенадцать лет прошло с великого Декрета о Земле — того самого, без которого крестьянство не пошло бы за большевиками, и Октябрьская революция бы не победила. Земля была роздана по едокам, равно. Всего лишь девять лет как мужики вернулись из Красной армии и накинулись на свою завоёванную землю. И вдруг — кулаки, бедняки. Откуда это? Иногда — от неравенства инвентаря, иногда — от счастливого или несчастливого состава семьи. Но не больше ли всего — от трудолюбия или упорства? И вот теперь-то этих мужиков, чей хлеб Россия и ела в 1928 году, бросились искоренять свои местные неудачники и приезжие городские люди. Как озверев, потеряв всякое представление о «человечестве», потеряв людские понятия, набранные за тысячелетия, — лучших хлеборобов стали схватывать вместе с семьями и безо всякого имущества, голыми, выбрасывать в северное безлюдие, в тундру и тайгу.
Читать далее:
http://www.artvladivostok.ru/page/10/#ixzz2nx6xzHAr
Галерея «Арт Владивосток»
