Один из примеров производства феноменов с помощью элементалов, похожих на те, что демонстрировала Елена Петровна:
МАГ ИЗ ЕГИПТА
Удивителен — и даже знаменателен — факт, что, едва я собираюсь испытать удачу в своем странном поиске, фортуна сама приходит ко мне в гости. Я даже не пользуюсь привилегией для туриста осмотреть памятные места Бомбея. Все, что я знаю о городе, можно спокойно записать на почтовой открытке. Мои чемоданы, кроме одного, остаются нераспакованными. А я пытаюсь познакомиться с соседями по отелю «Мажестик», который спутники на корабле называют самой удобной гостиницей города. Именно в это время я делаю потрясающее открытие. Ибо, остановившись в отеле, я сразу нахожу члена магического братства, обладателя странных чар, одним словом, волшебника во плоти!
Но это — не один из тех фокусников, которые создают себе славу, сбивая с толку измученных зрителей. Нет! Этот человек сродни средневековым чародеям. Он ежедневно общается с мистическими существами, невидимыми нормальному человеческому глазу, но для него очевидными! Такова, по крайней мере, созданная им необычная репутация. Персонал отеля платит ему испуганными взглядами и говорит с ним, затаив дыхание. Где бы он ни проходил, остальные гости инстинктивно прерывают беседу с немым вопросом в глазах. Хотя он не говорит с ними и обычно ужинает в одиночестве.
Самое захватывающее, по нашему мнению, что этот человек — не европеец, и не индиец; он приехал из страны Нила; поистине, это — маг из Египта! Мне сложно согласовать облик Махмуд-бея со зловещими силами, которыми его наделяли. Вместо сурового лица и тощего тела я вижу добродушное улыбчивое лицо, крепкую фигуру с массивными плечами и быструю походку энергичного человека. Он не носит ни белой мантии, ни просторного плаща, на нем — отличный, даже щегольской современный костюм. Он скорее выглядит красавцем французом, каких каждый вечер видишь в лучших ресторанах Парижа.
Я обдумываю все это остаток дня и на следующее утро просыпаюсь с четким решением. — У Махмуд-бея надо тотчас же взять интервью. Я должен «заполучить его историю», как сказал бы мой товарищ-журналист.
О своем желании я пишу пару строк на визитке и рисую почти незаметно в правом уголке определенный символ, показывающий, что я — не полный невежда в традициях его мистического искусства, и я надеюсь, что именно он поможет получить интервью. Я подаю визитку неслышно ступающему слуге, прибавив серебряную рупию, и отсылаю его в комнату мага.
Через пять минут приходит ответ: «Махмуд-бей готов встретиться тотчас же, сэр. Он как раз завтракает и приглашает вас присоединиться».
Первая удача ободряет меня. Слуга провожает меня по лестнице наверх, и я обнаруживаю Махмуд-бея за столом с чаем, тостами и джемом. Египтянин не встает поприветствовать меня, а указывает на кресло напротив и говорит уверенным звучным голосом:
— Прошу, садитесь. Простите, но я никогда не подаю руки.
На нем свободный серый халат. Из львиной гривы каштановых волос падает на лоб локон. С пленяющей улыбкой сверкающих белизной зубов он спрашивает:
— Вы позавтракаете со мной?
Я благодарю его и за чашкой чаю рассказываю о жутковатой репутации, которая слывет за ним в отеле, и о своих долгих размышлениях — стоит ли так безрассудно отправляться к нему. Он благодушно смеется и слегка поднимает, словно в жесте беспомощности, руку, но ничего не говорит.
После паузы он спрашивает:
— Вы представляете какую-нибудь газету?
— Нет. Я приехал в Индию с частной миссией — изучать некоторые необычные темы. Может, набросаю заметки для книги.
— И надолго вы останетесь здесь?
— Это зависит от обстоятельств. Я не думал о сроках, — отвечаю я со странным чувством, что превращаюсь из интервьюера в интервьюируемого. Но следующие его слова успокаивают меня:
— Я здесь тоже с продолжительным визитом. Возможно, год, а может, и два. После этого я отправлюсь на Дальний Восток. Я хотел бы посмотреть мир, а потом вернуться домой в Египет, если позволит Аллах.
После завтрака входит слуга и убирает со стола. Я чувствую, что время уходит, и перехожу к главному.
— Правда ли, что вы обладаете магическими силами? — задаю я острый вопрос.
Он отвечает спокойно и доверительно:
— Да! Аллах Всемогущий наградил меня такими силами.
Я в замешательстве. Его темно-серые глаза пристально смотрят на меня.
— Полагаю, вы хотите, чтобы я продемонстрировал их? — спрашивает он внезапно.
Он совершенно прав. Я киваю в знак согласия.
— Прекрасно. У вас есть бумага и карандаш?
Я спешно нащупываю в кармане записную книжку, вырываю страницу и достаю карандаш.
— Хорошо, — замечает он. — Теперь, прошу вас, напишите какой-нибудь вопрос. — С этими словами он отходит и садится у столика в оконной нише. Он сидит вполоборота ко мне и смотрит вниз на улицу. Нас разделяет несколько шагов.
— А какой вопрос? — осведомляюсь я.
— Какой хотите, — сразу отвечает он.
Мои мысли разбегаются. Наконец я пишу короткий вопрос: «Где я жил четыре года назад?»
— Теперь сложите бумажку несколько раз, пока она не станет крохотным квадратом, — инструктирует он меня. — Как можно меньше.
Я повинуюсь. Он вместе со стулом подсаживается назад к моему столу и снова смотрит на меня.
— Прошу вас, сожмите бумагу и карандаш в ладони правой руки.
Я крепко сжимаю эти предметы. Египтянин закрывает глаза, погружаясь в глубочайшее сосредоточение. Затем тяжелые веки поднимаются, серые глаза глядят прямо на меня, и он тихо произносит:
— Вы спросили: «Где я жил четыре года назад?»
— Вы правы, — отвечаю я ошарашенно. Мысль прочитана сверхъестественным образом!
— Теперь, пожалуйста, разверните бумагу, — врывается в мое оцепенение его голос.
Я кладу клочок на стол и медленно разворачиваю бумагу до первоначального размера.
— Смотрите! — приказывает собеседник. Я подчиняюсь и делаю удивительное открытие. Чья-то невидимая рука написала карандашом название города, в котором я жил четыре года назад. Ответ написан прямо под вопросом.
Махмуд-бей улыбается торжествующе.
— Ответ верен? — требовательно спрашивает он.
Я удивленно соглашаюсь, ибо сбит с толку. Чудо кажется неправдоподобным. Я прошу повторить испытание. Он охотно соглашается и, пока я пишу следующий вопрос, отходит к окну, чтобы избежать обвинений, будто он стоял близко и мог прочитать мои записи. Со своей стороны, я внимательно слежу за ним и вижу, как его глаза наблюдают за пестрой толпой на улице.
Снова я складываю бумагу и крепко сжимаю ее в ладони вместе с карандашом. Он возвращается к столу и еще раз погружается в глубокое сосредоточение, его глаза плотно закрыты. Потом он говорит:
— Ваш второй вопрос: «Какой журнал я редактировал два года назад»?
Он угадывает абсолютно верно. Это, я полагаю, сверхъестественное чтение мыслей.
Он просит развернуть клочок, зажатый в моей правой руке. Я раскладываю тот на столе, и мой изумленный взор видит название журнала, неловко написанное карандашом!
Фокус? Я отвергаю абсурдность такого предположения. Бумага и карандаш вытащены из моего кармана, вопросы случайны, а Махмуд-бей добросовестно отходит от меня всякий раз, когда я пишу их. Более того, чудо совершается при утреннем свете.
Гипноз? Я изучал предмет и сразу догадаюсь о любой попытке влияния. Я знаю, и как противодействовать ей. А мистически дописанные слова все еще остаются на бумаге[4].
Я снова сбит с толку и в третий раз прошу египтянина повторить опыт. Он соглашается на последнее испытание и удачно завершает его.
Факты невозможно отрицать. Он читает (как я полагаю) в моем мозгу; он необъяснимой магией заставляет невидимую руку писать определенные слова на клочке бумаги, который я крепко сжимал в ладони; и, наконец, эти слова правильно отвечают на мой вопрос.
Каким странным методом он пользовался?
Раздумывая об этом, я ощущаю присутствие сверхъестественных сил, что для обычного среднего ума является невероятным. Это нечто, чуждое здравому смыслу. Мое сердце почти замирает от чувства суеверной боязни.
— Может ли кто-нибудь в Англии делать подобное? — говорит он с некоторой долей хвастовства.
Я вынужден признать, что не знаю никого, кто пройдет испытание при подобных условиях, хотя несколько профессиональных фокусников, несомненно, сумели бы повторить это, пользуясь своими собственными принадлежностями.
— Объясните ли вы ваши методы? — интересуюсь я нерешительно, подозревая, что просьба открыть его секреты равносильна требованию луны с неба.
Он пожимает плечами.
— Мне часто предлагали большие деньги за эти секреты, но я не собираюсь открывать их.
— Вы понимаете, что я не полный невежда в духовной стороне вещей?
— Конечно. И если я когда-нибудь приеду в Европу — что вполне возможно — вы могли бы оказать мне определенные услуги. И тогда я обещаю обучить вас моим методам, чтобы вы могли повторять те же самые вещи по вашему желанию.
— Сколько времени потребует обучение?
— С разными людьми — по-разному. Если вы работаете упорно, отдавая все свое время, достаточно трех месяцев для понимания этих методов, но после могут понадобиться годы необходимой практики.
— Не объясните ли вы в общих чертах основу, на чем зиждятся ваши чудеса, — только теоретическую сторону, не раскрывая тайны? — настаиваю я.
Махмуд-бей размышляет некоторое время над моим вопросом, и затем тихо откликается:
— Да, я хочу это сделать для вас.
Я ищу блокнот для стенографии, вытаскиваю его из кармана и хватаюсь за карандаш, чтобы делать заметки.
— Нет, прошу вас, не сегодня утром, — протестует он с улыбкой. — Сегодня я занят; вы должны простить меня. Приходите завтра, за час до полудня, и мы продолжим нашу беседу.
* * *
Точно в указанное время я снова сижу в комнате Махмуд-бея. Он подает мне через стол коробку египетских сигарет. Я выбираю одну. Предложив огня, он замечает:
— Они доставлены с моей родины, и весьма хороши.
Откинувшись в креслах, мы закуриваем и выпускаем несколько первых клубов дыма. Дымок душист и ароматен; эти сигареты действительно великолепны.
— Итак, я должен описать мои «теории», как назвали бы это ваши английские друзья; для меня они очевидны, — смеется Махмуд-бей добродушно. — Возможно, вы будете удивлены, услышав, что я специалист по научному земледелию и защитил по этой теме диплом? — добавляет он некстати.
Я начинаю записывать.
— Я знаю, это едва ли соотносится с моим — как вы скажете — интересом к магии, — продолжает он.
Я поднимаю глаза и вижу улыбку, промелькнувшую на его губах.
— Вам, как журналисту, возможно, интересно, как я стал магом? — спрашивает он.
Я согласно киваю.
— Хорошо! Я родился во внутренней провинции, но вырос в Каире. Позвольте сказать вам, что я был самым обычным мальчиком с интересами среднего школьника. Мне очень хотелось профессионально заняться земледелием, и с этой целью я посещал Правительственный колледж земледелия. Я ходил на лекции с большим энтузиазмом.
Однажды в доме, где я жил, снял комнату старик. Это был еврей с густыми бровями и длинной седой бородой, с важным и серьезным лицом. Он словно явился из прошлого века, ибо носил одежду очень старого образца. Его манеры были так сдержанны, что остальные обитатели дома держались от него подальше. Любопытно, что его замкнутость во мне, наоборот, разбудила интерес. Будучи юным, самоуверенным и без всякого следа застенчивости, я упорно старался завести с ним знакомство. Сначала он резко прогонял меня, но это лишь подогревало мое любопытство. И, в конце концов, он уступил моим постоянным попыткам привлечь его внимание. Он открыл передо мной свои двери и впустил в свою жизнь. И тогда я узнал, что он тратит много времени на необычные занятия и странные упражнения. Короче говоря, он признался мне, что занимается исследованием сверхъестественной стороны вещей.
Представьте себе, что до этого моя жизнь текла по гладкому руслу — юношеские занятия и здоровый спорт. А тут я внезапно лицом к лицу встретился с абсолютно другой жизнью. И она взывала ко мне. Мысль о сверхъестественном не испугала меня, как случилось бы с другими мальчиками. Но она вызвала во мне трепет, ибо я увидел возможности великих приключений, которые становились доступными благодаря ей. Я попросил старого еврея взяться за мое обучение этому предмету, и он уступил моему желанию. Таким образом, я нашел новый круг интересов и друзей. Еврей ввел меня в общество Каира, которое занималось практическими исследованиями в магии, спиритизме, теософии и оккультизме. Он там часто читал лекции. Общество состояло из людей высшего света, серьезных ученых, правительственных чиновников и других персон с хорошей репутацией.
Хотя я был очень юн, мне разрешили сопровождать старика на все встречи общества. При каждом удобном случае я жадно слушал; мои уши впитывали каждое слово их бесед; мои глаза внимательно следили за частыми странными опытами. Конечно же, я запустил техническое изучение земледелия, тратя больше времени на поиски в сверхъестественных материях. Тем не менее, с моей природной одаренностью и памятью прошлых занятий я без труда сдал экзамены и получил диплом.
Я изучал древние старые книги, которые одалживал мне еврей, проводил магические опыты и учился у него многому другому. Я делал такие быстрые успехи, что начал открывать вещи, о которых он и сам не знал. Наконец я получил признание как эксперт в этой сфере. Я читал лекции и проводил демонстрации в Каирском Обществе, затем его члены выбрали меня президентом. И двенадцать лет я оставался их руководителем. А потом я отказался, ибо пожелал оставить Каир и путешествовать по разным странам и, если повезет, поймать удачу!
Махмуд-бей замолкает; его пальцы с изящным маникюром, который я не мог не заметить, стряхивают пепел с сигареты.
— Трудная задача!
Он улыбается.
— Для меня это не составит труда. Нужно только найти несколько клиентов богачей, которые пожелают извлечь пользу из моих магических сил. Я уже познакомился с богатыми персами и состоятельными индусами. Одни приходят посоветоваться о своих проблемах и заботах, другие желают открыть нечто, ускользающее от них, или же им нужна информация, которую в состоянии дать только оккультные методы. Я назначаю им высокие гонорары, само собой. Одна сотня рупий — это минимум. Откровенно говоря, я хочу подзаработать денег, бросить все и уехать в укромную глубинку Египта. Я куплю большую апельсиновую плантацию и снова вернусь к земледельческим трудам.
— Вы приехали сюда прямо из Египта?
— Нет, оставив Каир, я провел некоторое время в Сирии и Палестине. Сирийская полиция, случайно прослышав о моих магических способностях, попросила помочь им. Когда они не могли раскрыть преступление, они пользовались моей помощью, как последней возможностью. Почти всегда мне удавалось найти преступника.
— Как же вам удавалось сделать это?
— Скрытые тайны преступлений открывали мне мои служители духи, создавая перед моим внутренним взором весь ход событий.
Махмуд-бей на миг снова уходит в воспоминания. А я терпеливо жду продолжения его речи.
— Да, я полагаю, меня можно назвать в некотором роде практикующим спиритом, ибо я взываю к помощи духов, — продолжает он. — Однако я так же, как вы называете это, истинный маг — а не фокусник — заодно и читающий мысли. И не претендую ни на что большее.
Его притязания и так поражают, не требуя никаких дополнений!
— Будьте так добры, расскажите что-нибудь о ваших невидимых служителях, — прошу я его.
— О духах? Ну, мне потребовалось три года тяжелых упражнений, чтобы достичь моего теперешнего контроля над ними. Видите ли, в ином мире, который существует за пределами наших материальных чувств, есть добрые и злые духи. Я стараюсь использовать только добрых духов. Некоторые из них — люди, прошедшие через то, что мир называет смертью; но большинство моих помощников — джинны, коренные обитатели мира духов, они никогда не обладали человеческим телом. Одни из них похожи на зверей, другие — умны, как люди. Есть и злые джинны — мы в Египте называем их джиннами, я не знаю подходящего английского слова для них, — их используют низшие колдуны, особенно африканские знахари. А я отказался иметь с ними дело. Это опасные слуги и порой смертельно опасны для человека, который использует их, ибо могут убить его.
— А что за человеческие духи служат вам?
— Могу сказать, что один из них — мой собственный брат. Он умер несколько лет назад. Но помните, я не медиум спиритизма, духи никогда не входят в мое тело и никоим образом не контролируют меня. Мой брат общается со мной, запечатлевая в моем сознании все, что пожелает, или, являя образ перед моим мысленным взором. Так я узнал вопросы, которые вы вчера писали.
— А джинны?
— Мне подвластны только тридцать. Даже научившись властвовать над ними, я учу их выполнять мои просьбы, как детей учат танцевать. Я знаю имя каждого, ибо, не зная их имена, вы не призовете и не заставите их служить себе. Некоторые из этих имен я узнал из тех древних книг, которые давал мне еврей.
Махмуд-бей снова подталкивает ко мне портсигар и продолжает:
— Я закрепляю за каждым духом особые обязанности; каждого из них учу выполнять индивидуальную работу. Таким образом, джинны, которые писали вчера слова карандашом на вашей бумажке, совершенно не помогли бы мне открыть природу ваших вопросов.
— Как вы общаетесь с этими духами? — мой следующий вопрос.
— Теперь я призываю их к себе очень быстро, только сосредоточившись на мысли о них, но обычно я писал по-арабски имя вызываемого духа; этого достаточно, чтобы призвать их почти сразу же.
Египтянин глядит на ручные часы, поднимается и говорит:
— А теперь, мой друг, я с сожалением должен сказать, что никаких дальнейших объяснений моих методов я не могу вам дать. Возможно, теперь вы понимаете, почему я храню их в тайне. Может, мы снова и встретимся однажды, если пожелает Аллах. Прощайте.
Поклонившись, он сверкает белозубой улыбкой. Интервью закончено.
Ночь в Бомбее. Я лег спать поздно, но не спится. Спертый воздух душит меня; он словно не содержит кислорода, а его жар невыносим. Вращение лопастей электровентилятора над моей кроватью приносит мало облегчения. Мои усталые глаза не в силах сомкнуться. Я обнаруживаю, что элементарный процесс дыхания — это особый труд. Воздух так горяч, что причиняет боль моим непривычным легким при каждом вздохе. Мое несчастное тело слабеет и истекает непрерывным потоком пота, который пропитывает пижаму. Хуже того, мой угнетенный мозг не находит покоя. Дьявол бессонницы входит в мою жизнь этой ночью, и он будет преследовать меня, пока я не покину землю Индии. Я начинаю платить тропикам неизбежную цену акклиматизации.
Москитная сетка висит вокруг моей кровати белым саваном. Сквозь высокое окно, которое выхолит на веранду балкона, струится лунный свет, и он бросает жуткие тени на бледный потолок.
Обдумывая утреннюю беседу с Махмуд-беем и удивительный феномен предыдущего дня, я ищу иных объяснений, чем дал мне он, и не нахожу их. Если тридцать с лишним мистических его слуг существуют на самом деле, мы возвращаемся в Средневековье и допускаем, что легенды не всегда лгали, — маги процветали в каждом городе Европы, хотя часто им мешали в их тайных занятиях церковь и государство.
Чем больше я ищу объяснений, тем больше сбиваюсь с толку.
Почему Махмуд-бей велел мне держать карандаш вместе с бумагой? Неужели приписываемое духам вытягивание неких составных частей из атомов грифеля дает им возможность написать ответы?
Я ищу в памяти примеры подобных чудес. Разве известный венецианский путешественник Марко Поло не рассказал в книге о своих странствиях, как он встречался с магами Китая, Тибета и других стран, способными писать карандашом без контакта? И разве эти волшебники не говорили ему, что это таинственное мастерство было известно среди их народов за столетия до этого?
Я вспомнил также, что Елена Петровна Блаватская, загадочная русская леди, основавшая Теософское Общество, проводила подобные опыты лет пятьдесят назад. Некоторые доверенные члены ее Общества получали через нее некие длинные послания. Они ставили на обсуждение философские вопросы и получали письменные ответы — мгновенно, как она говорила — на той же бумаге с вопросами! Любопытно, что мадам Блаватская говорила о своем близком знакомстве с теми самыми краями, где Марко Поло встретился с этим же феноменом. Однако мадам Блаватская не претендовала на власть над мистическими духами, как Махмуд-бей. Она утверждала, что мистические письмена исходили от ее Тибетских учителей, которые жили во плоти и оставались невидимыми вдохновителями ее Общества. По-видимому, они были более опытными, чем египтянин, раз они представляли такие письма за тысячи миль вдали от Тибета. Много спорили, был ли действительно подлинным феномен русской леди и существовали ли в реальности ее тибетские учителя. Но это не мое дело, ведь эта блистательная женщина давно ушла в мир иной, в котором явно была более как дома, нежели здесь. А я знаю свой собственный опыт, который засвидетельствован моими собственными глазами. И должен признать подлинность чуда, даже если приходится откладывать на будущее его объяснение.
Да, Махмуд-бей — маг, волшебник двадцатого века. И моя встреча с ним вскоре после того, как я высадился на землю Индии, кажется предвестником, событием, предвосхищающим нечто и пророческим для чужеземца. Образно говоря, я сделал первую зарубку на посохе моего индийского опыта. А в реальности я сделал первую запись на девственно белых страницах моего дневника.
Пол Брантон. Путешествие в тайную Индию. Гл. 3.
В этом и разница между ею и остальными медиумами. Именно, потому что, она была оккультистом, использующим свою волю, а не медиумом, подчиняющимся воле "духов" и ей было приказано показать эту разницу. Что она и делала, по словам очевидцев(включая Олькотта).
