Генри Стил Олкотт (Henry Steel Olcott; 2 августа 1832 — 17 февраля 1907)

[DUB ROV SKY]

Именно во время этой поездки я познакомился с профессором Ф. Максом Мюллером и посетил его в Оксфорде. Он был благожелательно настроен и организовал мне встречу с сэром Уильямом У. Хантером, кавалером Ордена Звезды Индии, и всемирно известным профессором-антропологом Э. Б. Тайлором. Профессор Мюллер был весьма любезен, заявив, что работа Общества, связанная с переизданием, переводом и публикацией восточной литературы, была «благородной, и на сей счёт среди востоковедов нет и не может быть двух мнений». Но в отношении гораздо более тонких и сокровенных аспектов нашей деятельности, включавших обнародование и распространение древних взглядов на существование людей, владевших сиддхи, и самих сил сиддхи в человеке, он был крайне скептичен. «Мы знаем всё о санскрите и санскритской литературе», – сказал он, – «и нигде не нашли даже следов тех якобы эзотерических знаний, которые, как утверждают ваши теософы, были найдены в Ведах, Упанишадах и других индийских Писаниях; уверяю вас, в них нет ничего подобного. Почему же вы приносите в жертву доброе мнение учёных о вашей работе по возрождению санскрита, идущей в верном направлении, чтобы потворствовать суевериям индусов, среди которых распространены такие глупые предрассудки?» Мы сидели с ним один на один в его прекрасной хорошо освещённой библиотеке, глядя в окна, выходившие на изумрудно-бархатный газон, очень типичный для дождливой Англии; по периметру помещения располагались книжные шкафы с огромным количеством лучших работ древних и современных писателей, двумя мраморными статуэтками сидящего в медитации Будды, расположенными справа и слева от камина, но не на нём самом (буддисты обращают на это внимание), а великий пожилой учёный, писатель, первооткрыватель, оратор, учитель и приближённый ко Двору человек сидел за своим большим письменным столом из красного дерева, покрытого сафьяном. Из одного окна свет падал ему на лицо таким образом, что на фоне другого, расположенного за краем стола, чётко вырисовывался его аристократический профиль. Вот какая картина храма высоких мыслей предстаёт предо мной, вернувшись в мою память из скрытых хроник акаши! Я словно вижу, как этот величайший ученик Э. Бюрнуфа, гения и пионера человеческой мысли, сидит передо мной и даёт мне свой авторитетный совет, рекомендуя мне сойти с порочного пути Теософии, чтобы встать на трудный тернистый путь официальной науки и быть счастливым, пройдя через прокрустово ложе востоковедов, сооружённое ими для всеобщего пользования. Когда он садился на своего конька, приливающая к голове кровь румянила его нежную кожу, его тонкие ноздри расширялись, а глаза начинали сверкать. Я сидел у ближайшего к камину края стола, повернувшись к огню лицом, и мог наблюдать возникновение эмоций на его лице, прислушиваясь к его словам с тем уважением, которого был достоин этот пожилой и прославленный учёный. Когда он закончил свою речь, я тихо сказал, что его выводы относительно оккультных предметов расходятся с убеждениями любого ортодоксального пандита из любого уголка Индии; что Гупта Видья являлась частью индуистской религиозной философии, о чём, конечно же, он знал; что наиболее веской причиной, по которой образованные индийцы проявляли к нам сочувствие, явилось то, что мы верили в точности в то же, во что верили они с незапамятных времён. Кроме этого, я рискнул заявить профессору, что у меня есть самые убедительные доказательства того, что люди, владеющие сиддхи, или Махатмы, сегодня, как и прежде, живут и трудятся для человечества; что, насколько я знаю, слова Патанджали в отношении сиддхи и возможности их развития были чистой правдой. На это профессор, посчитав меня излишне самоуверенным человеком, не склонным расставаться со своим невежеством, сказал, что нам лучше сменить тему. Мы так и сделали, но ненадолго, потому что он снова вернулся к этому вопросу. В итоге мы остались каждый при своём мнении и расстались очень вежливо. Я очень сожалел, что такой великий ум не смог принять возвышенное учение Мудрецов о человеке и его силах, которое из всех существующих в мире больше всего способно удовлетворить разум и дать утешение сердцу.

Г.С. ОЛЬКОТТ

[DUB ROV SKY]

ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРИКАЗ.

Теософское общество,
канцелярия президента,
Адьяр, 17 апреля 1892 г.,
День Белого Лотоса.

В своей последней Воле и Завещании Е.П. Блаватская выразила пожелание, чтобы ежегодно, в годовщину её смерти, некоторые из её друзей «собирались бы в Штаб-квартире Теософского общества и читали главу из произведения Эдвина Арнольда “Свет Азии” и из “Бхагавадгиты”»; и, так как было бы правильно, чтобы пережившие её коллеги сохраняли бы память о её служении человечеству и о её самоотверженной любви к нашему обществу, нижеподписавшийся предлагает, чтобы день годовщины её ухода стал бы называться «День Белого Лотоса», в связи с чем издаёт настоящий приказ и делает нижеследующие распоряжения:
1. В полдень 8 мая 1892 г. и такого же числа каждого последующего года в Штаб-квартире проводить памятное собрание, на котором зачитывать выдержки из вышеуказанных сочинений, а также председателю собрания и всем желающим выступить произносить краткие официальные речи.
2. Раздавать некоторое количество продуктов питания от её имени бедным рыбакам Адьяра и членам их семей.
3. Приспускать флаг Теософского общества с восхода до заката и украшать зал собраний белыми цветами лотоса или лилий.
4. Члены, живущие за пределами Мадраса и желающие присутствовать, могут подать заявку на обеспечение себя питанием, заявив о своём желании ответственному секретарю не менее чем за неделю до даты.
5. Нижеподписавшийся рекомендует всем секциям и отделениям общества по всему миру впредь встречаться ежегодно в памятный день годовщины, и в простой, несектантской, но достойной манере, избегая раболепного низкопоклонства и пустых комплиментов, выражать общее чувство любви и уважения к той, которая принесла нам карту Пути восхождения, который приводит к вершинам ЗНАНИЯ.

Г.С. Олькот, президент Теософского общества.

Публикуется по: Blavatsky H.P. Collected Writings. 15 vols. Wheaton, Madras, London, 1975. V. 6. P.322–324.

Перевод с англ. Е.Е. Корчемкиной

[DUB ROV SKY]

“Каждый теософ должен реализовать себя через теософскую общину, как единица целого, а не как отдельный объект”.

“Реализоваться теософам надо не на Плане чувств и ума, а на Плане Божественной природы Сознания”.

Генри Стил Олькотт (02.08.1832 - 17.02.1907).

“Практическая теософия”

[Volt]

Олкотт о психологических явлениях
источник: Спиритуалист, Лондон, № 179, 45-46

:

Сэр, мистер К.К. Мэсси допускает важное упущение в своём отчёте о нашем сеансе с доктором Х. Слейдом в этом городе вечером 14 октября, который я просил предоставить. Он описывает прямое письмо, полученное, когда медиум и я держали грифельную доску под краем стола и когда карандаш лежал на столе, а грифельная доска закрывала его, и никто к нему не прикасался. Но мы провели ещё один эксперимент, который я счёл особенно убедительным. Я поместил карандаш между двумя новыми грифельными досками мистера Мэсси и держал их в своей руке, справа от себя – подальше от доктора Слейда и рядом с мистером Мэсси – и письмо было получено так же легко, как и раньше. Поскольку я не обладаю никакими медиумическими способностями, и поскольку при данных обстоятельствах обман был невозможен, справедливо предположить, что сила, применяемая Слэйдом или через него, может действовать для получения письменных сообщений независимо от его личного контакта с вещью, на которой они должны быть написаны.

У меня был подобный феномен, произошедший в присутствии других людей, наделённых такими же способностями; как, например, когда карандашное письмо появилось на нижней стороне карточки, на лицевой стороне которой я в то время строчил, и внутри записной книжки, которую я положил за пазуху, чтобы попытаться произвести опыт. Также более чем в двадцати случаях я находил знакомый почерк некоего дружеского духа в письмах, доставленных мне почтальоном, при вскрытии конвертов – письма от корреспондентов в разных частях света, а некоторые от людей, которые ничего не знали и меньше всего заботились о спиритических явлениях.

В книге Лейна "Современный египтянин" вы найдёте рассказ о встрече двух посетителей со знаменитым шейхом, часть которого имеет отношение к данной теме. Один из них хотел получить ответ на запечатанное письмо, которое он вручил шейху и которое было адресовано его собственному отцу, проживавшему в то время далеко от того места, где происходил сеанс. Шейх положил письмо под одну из подушек своего дивана, и вскоре после того, как он откинул подушку, посетитель обнаружил, что его собственное письмо исчезло, а другое, адресованное ему самому, было написано знакомым почерком его отца, в котором он отвечал на его вопросы и сообщал ему непрошенные сведения о том, что происходило в тот момент дома.

Однажды это случилось со мной. Я написал письмо своему дорогому другу, который жил в нескольких тысячах миль отсюда – в Индии. Я положил его запечатанным на каминную полку, где он всё время был у меня перед глазами. Примерно через час я посмотрел и нашёл свой собственный конверт с нетронутой печатью, внутри мою собственную записку, а внутри неё и на листе цветной бумаги, не похожей ни на что, что было в моём распоряжении, и не похожей ни на что, когда-либо виденное мной – письма, написанные в Америке, и ответ от моего корреспондента его собственным почерком.

Я мог бы привести множество подобных историй из личного опыта, но этого будет достаточно, чтобы проиллюстрировать мою точку зрения, а именно: существуют определённые тонкие силы, которыми можно управлять силой воли, чтобы создавать письменные сообщения даже на больших расстояниях. Итак, что же это за силы и как сила воли управляет ими? Может ли любой спиритуалист, обладающий только теми знаниями, которые он получил в кругах или через медиумов, объяснить? Они могут выдвигать смутные теории, но только теории. Они не делают вид, что письмо создаётся, как обычное письмо, с помощью духа, выводящего символы чернилами или карандашом. Я слышал, как они говорили, что это химический эффект; но как это происходит, скажите на милость? Некоторое время назад я сидел с президентом Фотографической секции Американского института, чтобы засвидетельствовать надписи на грифельной доске некоего доктора Коузина, которые гораздо более удивительны, чем у Слэйда. Сообщения приходили на грифельную доску в ярких синих и красных тонах, но мы не использовали ни цветные мелки, ни карандаш, и я сам держал один конец грифельной доски. На своём собственном опыте я видел надписи пастелью, чернилами, химическим карандашом и грифельным карандашом, не говоря уже о прямых рисунках фигур, цветов и других предметов на бумаге и атласе; как это делается?

Ещё один момент, на который я хотел бы обратить внимание. В вашем последнем 26-ом выпуске я прочитал несколько очень разумных выступлений г-на Дженкена (как, впрочем, и всё то, что он обычно говорит, – это) о причине лживых сообщений, передаваемых духами. Он задаёт этот вопрос. “Почему это произошло? Было ли так, что послания исходили от самых низших существ, которые окружали конкретных людей?" И он правдиво добавляет: “Обстоятельства, подобные этим, очень сильно препятствовали прогрессу спиритуализма”. Не было задано более уместного вопроса; не было сделано более правдивого утверждения. Настало время, когда над этим вопросом должен задуматься каждый разумный человек, интересующийся этим предметом. Мы существуем уже почти тридцать лет, получая сообщения и наблюдая феномены, и считаем само собой разумеющимся, что все те из них, что являются подлинными, созданы развоплощёнными человеческими духами. Это причинило столько неприятностей и вызвало всеобщую ненависть.

Но восточные люди не совершают таких ошибок. Они не верят, что все их сообщения исходят от ушедших друзей, равно как и все произведённые физические феномены. Им виднее. Нет ни одного голодного факира или оборванного шейха, который не смог бы научить нас, где искать истину. Они могли бы показать нам, как, управляя потоками “вселенского эфира” силой воли и призывая на помощь элементарных существ, существующих в его недрах, самим создавать письмена на грифельной доске или любую другую форму физического феномена. Они могли бы вразумить нас, какое это ужасное бедствие – поддаваться физическому медиумизму до степени совершенной пассивности – это то же самое, как если бы кто-то сказал, что полностью отдаётся как беспомощный раб “элементариев”. Будем надеяться, что когда люди с таким характером, как м-р Дженкен, сформулируют вопросы, подобные тем, что я процитировал выше, они будут обдуманы.

Некоторые из нас в этой стране организовали Теософское общество с явной целью изучения науки, которая, насколько мы можем обнаружить, единственная компетентна предоставить нам это желаемое знание.

Можно было бы предположить, что расследование было правильным, и что, если бы мы могли доказать спиритуалистам, что эти “самые низшие существа” мистера Дженкена действительно окружают определённых людей – людей, известных как физические медиумы, – и заставляют их лгать, обманывать и заниматься аморальными практиками, мы должны были бы оказать великую услугу. Но как только я выдвинул идею о том, что “элементарии” теософов, “обитатели порога” Бульвера и эти “низшие существа” были идентичны, я был подвергнут нападкам и издёвкам со стороны каждого шумного существа, которое могло держать перо и получить доступ к спиритуалистическим бумагам. Хуже того: меня, которого густо осыпали похвалами за мои предыдущие работы, открыто обвинили в заговоре с целью обмана добродетельной публики; и некоторые из этих собак – ибо их поведение позорит человеческий род – опустились до очернительства хороших людей и распространения всевозможной клеветы об их личных качествах. Но я, по крайней мере, не тот человек, которого можно отвратить от достижения законной цели любыми подобными средствами; и теперь, когда мы начали наше расследование, мы намерены продолжать его, пока не докопаемся до истины, которая лежит на дне этого грязного колодца. Мы обращаемся за сочувствием и помощью к храбрым и верным душам в Великобритании, Франции, России и во всём мире. Мы хотим, чтобы вы, прежде всего, как представители лучшей части английского спиритуализма, почувствовали, что ни у кого из нас нет ни малейшей симпатии к свободной любви или свободным любовникам, что у нас нет эгоистичных целей, которые нужно продвигать, нет догм, которые нужно внедрять; что, хотя мы испытываем глубокое сочувствие к невзгодам несчастных людей, находящихся под властью “низших существ”, мы не обращаемся к ним ни как к философским наставникам, ни как к пророкам наших ушедших друзей. Мы изучаем их случаи как врач своего пациента; их феномены как научный наблюдатель – любое другое проявление естественного закона. Наш хлеб брошен в воду: пришлёшь ли ты его нам обратно через много дней?