О ПРАВОСЛАВИИ И КАТОЛИЧЕСТВЕ.
Проф. Иван Александрович Ильин. 1950 г.
Профессор Ильин объясняет разницу между Православием и Католицизмом.
В первом сохранился христианский дух, а во втором он утерян и извращен.
Значение Православия для России.
Значение Православия в Русской истории, культуре духовно-определяющее. Для того, чтобы понять это и убедиться в этом не надо самому быть православным; достаточно знать русскую историю и иметь духовную зоркость. Достаточно признать, что тысячелетняя история России творится людьми христианской веры; что Россия слагалась, крепла и развертывала свою духовную культуру именно в христианстве, и что христианство она восприняла, исповедовала, созерцала и вводила в жизнь именно в акте Православия.
Именно это было постигнуто и выговорено гением Пушкина. Вот его подлинные слова:
«Великий духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство.
В этой священной стихии исчез и обновился мир».
«Греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер».
«Россия никогда ничего не имела общего с остальной Европой»...;
«история ее требует другой мысли, другой формулы».
Римские католики
Среди недругов России, неприемлющих ее культуру и осуждающих всю ее историю, совершенно особое место занимают римские католики.
Они исходят из того, что в мире есть «благо» и «истина» только там, где «ведет» католическая церковь и где люди беспрекословно признают авторитет римского епископа.
Все остальное идет (так они понимают) по неправому пути, пребывает во тьме или ереси, и должно быть рано или поздно обращено в их веру.
Это составляет не только «директиву» католицизма, но и само собой разумеющуюся основу или предпосылку всех его доктрин, книг, оценок, организаций, решений и действий.
Не-католическое в мире -- должно исчезнуть:
или в результате пропаганды и обращения, или же погублением Божиим.
Сколько раз за последние годы католические прелаты принимались объяснять мне лично, что «Господь выметает железною метлою православный восток для того, чтобы воцарилась единая католическая церковь»...
Сколько раз я содрогался от того ожесточения, которым дышали их речи и сверкали их глаза.
И внимаю этим речам, я начинал понимать, как мог прелат Мишель д'Эрбиньи, заведующий восточно-католической пропагандой, дважды (в 1926 и в 1928 г.) ездить в Москву, чтобы налаживать унию с «обновленческою церковью» и соответственно «конкордат» с большевиками, и как мог он, возвращаясь оттуда, перепечатывать без оговорок гнусные статьи коммунистов, именующие мученическую православную патриаршую Церковь (дословно) «сифилитической» и «развратной»...
И я понял тогда же, что
«конкордат» Ватикана с Третьим Интернационалом не осуществился доселе -- не потому, что Ватикан «отверг», и «осудил» такое соглашение, а потому, что его не захотели сами коммунисты.
Я понял разгром православных соборов, церквей и приходов в Польше, творившийся католиками в тридцатых годах текущего века...
Я понял, наконец, в чем истинный смысл католических «молитв о спасении России»: как первоначальной, краткой, так и той, которая была составлена в 1926 году папою Бенедиктом XV и за чтение которой у них даруется (по объявлению) «триста дней индульгенции»...
И ныне, когда мы видим, как Ватикан годами снаряжается в поход на Россию, проводя массовую скупку русской религиозной литературы, православных икон и целых иконостасов, массовую подготовку католического духовенства к симуляции православного богослужения на русском языке («католичество восточного обряда»), пристальное изучение православной мысли и души, ради доказательства их исторической несостоятельности, -- мы все, русские люди, должны поставить перед собой вопрос о том, в чем же отличие Православия от Католицизма и постараться ответить себе на этот вопрос со всей объективностью, прямотой и исторической верностью.
Отличие Православия от Католицизма.
Это есть отличие догматическое, церковно-организационное, обрядовое, миссионерское, политическое, нравственное и актовое. Последнее отличие есть жизненно-первоначальное: оно дает ключ к пониманию всех остальных.
Догматическое отличие известно каждому православному:
во-первых, вопреки постановлениям Второго Вселенского Собора (Константинопольского, 381 г.) и Третьего Вселенского Собора (Ефесского, 431 г., Правило 7) католики ввели в 8-й член Символа Веры добавление об исхождения Духа Святого не только от Отца, но и от Сына («филиокве»);
во-вторых, в XIX веке к этому присоединился догмат о том, что Дева Мария была зачата непорочною («дэ иммакулата концепционэ»);
в-третьих, в 1870 году был установлен новый догмат о непогрешимости римского папы в делах церкви и вероучения («экс катэдра»);
в-четвертых, в 1950 году был установлен еще один догмат о посмертном телесном вознесении Девы Марии.
Эти догматы не признаны Православною Церковью. Таковы важнейшие догматические отличия.
Церковно-организационное отличие состоит в том, что католики признают римского первосвященника главою Церкви и заместителем Христа на земле, тогда как Православие признает единого главу Церкви -- Иисуса Христа и считает единственно правильным, чтобы Церковь строилась вселенскими и поместными соборами.
Православие не признает также светскую власть за епископами и не чтит католические орденские организации (в особенности иезуитов).
Это важнейшие отличия.
Обрядовые отличия суть следующие.
Православие не признает богослужения на латинском языке;
оно блюдет литургии, составленные Василием Великим и Иоанном Златоустым и не признает западных образцов;
оно соблюдает завещанное Спасителем причащение под видом хлеба и вина и отвергает введенное католиками для мирян «причащение» одними «освященными облатками»;
оно признает иконы, но не допускает скульптурных изображений в храмах;
оно возводит исповедь к незримо присутствующему Христу и отрицает исповедальню, как орган земной власти в руках священника.
Православие создало совсем иную культуру церковного пения, молитвословия и звона;
у него иное облачение;
у него иное знамение креста;
иное устроение алтаря;
оно знает коленопреклонение, но отвергает католическое «приседание»;
оно не знает дребезжащего звонка во время совершительных молитв и многого другого. Таковы важнейшие обрядовые отличия.
Миссионерские отличия суть следующее.
Православие признает свободу исповедания и отвергает весь дух инквизиции, -- истребление еретиков, пытки, костры и принудительное крещение (Карл Великий).
Оно блюдет при обращении чистоту религиозного созерцания и его свободу от всяких посторонних мотивов, особенно от застращивания, политического расчета и материальной помощи («благотворительность»);
оно не считает, что земная помощь брату во Христе доказывает «правоверие» благотворителя. Оно, по слову Григория Богослова, ищет «не победить, а приобрести братьев» по вере.
Оно не ищет власти на земле любой ценою.
Таковы важнейшие миссионерские отличия.
Политические отличия таковы.
Православная церковь никогда не притязала ни на светское господство, ни на борьбу за государственную власть в виде политической партии.
Исконное русско-православное разрешение вопроса таково:
Церковь и государство имеют особые и различные полномочия.
Они помогают друг другу в борьбе за благо;
Государство правит, но не повелевает Церкви и не занимается принудительным миссионерством;
Церковь организует свое дело свободно и самостоятельно, соблюдает светскую лояльность, но судит обо всем своим христианским мерилом и подает благие советы, а может быть, и обличения властителям и благое научение мирянам (вспомним Филиппа Митрополита и Патриарха Тихона).
Ее оружие -- не меч, не партийная политика и не орденская интрига, а совет, наставление, обличение и отлучение.
Византийские и после-петровские уклонения от этого порядка -- были явлениями нездоровыми.
Католицизм, напротив, ищет всегда и во всем, и всеми путями -- власти (светской, клерикальной, имущественной и лично-суггестивной).
Нравственное отличие таково.
Православие взывает к свободному человеческому сердцу.
Католицизм -- взывает к слепо-покорной воле.
Православие ищет пробудить в человеке живую, творческую любовь и христианскую совесть. Католицизм требует от человека повиновения и соблюдения предписаний (законничество).
Православие спрашивает о самом лучшем и зовет к евангельскому совершенству.
Католицизм спрашивает о «предписанном», «запрещенном», «позволенном», «простительном» и «непростительном».
Православие идет в глубь души, ищет искренней веры и искренней доброты.
Католицизм дисциплинирует внешнего человека, ищет наружнего благочестия и удовлетворяется формальной видимостью доброделания.
И все это теснейше связано с первоначальным и глубочайшим актовым отличием, которое необходимо продумать до конца и притом раз навсегда.
...Православие и Католичество одинаково возводят свою веру ко Христу, Сыну Божию и к евангельскому благовествованию.
И тем не менее их религиозные акты не только различны, но и несовместимы по своей противоположности. Именно этим определяются и все те отличия, которые я указал в предшествующей статье (№ 118).
Первичное и основное пробуждение веры для православного -- есть движение сердца, созерцающей любви, которая видит Сына Божия во всей Его благости, во всем Его совершенстве и духовной силе, преклоняется и приемлет Его, как сущую правду Божию, как свое главное жизненное сокровище. При свете этого совершенства православный признает свою греховность, укрепляет и очищает им свою совесть и вступает на путь покаяния и очищения.
Напротив, у католика «вера» пробуждается от волевого решения: довериться такому-то (католически-церковному) авторитету, подчиниться и покориться ему и заставить себя принять все, что этот авторитет решит и предпишет, включая и вопрос добра и зла, греха и его допустимости.
Посему, у православного душа оживает от свободного умиления, от доброты, от сердечной радости, -- и тогда зацветает верою и соответственными ей добровольными делами. Здесь благовестие Христа вызывает искреннюю любовь к Богу, а свободная любовь пробуждает в душе христианскую волю и совесть.
Напротив, католик постоянными усилиями воли понуждает себя к той вере, которую ему предписывает его авторитет.
Однако, в действительности воле подчинены всецело -- только внешние телодвижения;
в гораздо меньшей степени -- ей подчинена сознательная мысль;
еще меньше -- жизнь воображения и повседневных чувствований (эмоций и аффектов).
Ни любовь, ни вера, ни совесть воле не подчинены и могут совсем не отозваться на ее «понуждения».
Можно принудить себя к стоянию и поклонам, но невозможно вынудить у себя благоговение, молитву, любовь и благодарение.
Только внешнее «благочестие» повинуется воле, а оно и есть не более, чем внешняя видимость, или же, просто притворство.
Можно принудить себя к имущественному «пожертвованию»; но дар любви, сострадания, милосердия -- не вынудим ни волею, ни авторитетом.
За любовью, -- как земною, так и духовною, -- мысль и воображение следует сами собой, естественно и охотно; но воля может биться над ними всю жизнь и не подчинить их своему давлению.
Из раскрытого и любящего сердца -- совесть, как голос Божий, заговорит самостоятельно и властно.
Но дисциплина воли не ведет к совести, а покорность внешнему авторитету заглушает личную совесть окончательно...